[inquarto]

Дж. Р. Р. Толкин
(из TS 7; расшифровка и редакция Verlyn Flieger)
(черновой перевод Nirolo)
Ранее: "О "Калевале", или Страна героев" [Рукописный черновик]

(* - см. прим. ред.)
( синим цветом отмечены отличия от рукописного черновика)

"Калевала"
The Kalevala
[Машинописный черновик]

Я боюсь, что эта статья была, в действительности, написана не для данного общества, которое, я надеюсь, извинит меня , поскольку создавал её, в основном, чтобы заполнить ночной перерыв и занять вас (насколько это возможно), назло нежданной болезни {collapse} заявленных преподавателей*. Я надеюсь также, что вы простите мне заимствованный {second-hand} характер её качества - оно тяжеловато для статьи, скорее несвязного монолога, сопровождаемого досужим похлопыванием по корешку любимого тома. Если я непрестанно прерываюсь в обсуждении этих стихов, как если б никто в комнате (кроме меня) даже не слышал о них, то вам следует приписать это тому странному обстоятельству, что никому прежде я не читал эту статью; и вам также следует приписать это "любимой" театральной позе. Я нежно привязан к этим стихам - они являются литературой* {literature}, столь непохожей на вещи, близкие обычному читателю, или даже на те, что скитались более странными путями - они настолько неевропейские и, однако, могли прийти только из Европы.
Любой, кто читал собрание баллад, имеющее хождение под этим названием (особенно если он читал их, или даже часть их, в оригинале - нечто чрезвычайно отличное от любого перевода), будет, я полагаю, согласен с этим. Большинство народов близки, начиная со времени их самых древних книг, развиваются с общими шаблонами и типами мифологических историй, легенд, сказок, романов и т.д., пришедшими к нам многими извилистыми путями из Греции и южных стран, с севера и от жестоких германских народов, с островов запада и их старинных кельтских {Keltic} владык (что бы слово "кельтских"* ни значило). Для некоторых из нас (зачастую усердия или честности достаточно, чтобы согласиться с этим) они обретают их венец славы и восхищения в "Книгах для детей" {Books for the Bairns} с розовым переплётом Стида {Stead’s} - руднике древних неувядающих знаний. Они обладают общим стилем, или вкусом, в них есть что-то родственное друг другу, несмотря на их чрезвычайное расхождение, нечто большее, чем универсальная общность человеческого воображения, и создающее у вас чувство, что, каковы бы ни были основные отличия народов этих рассказчиков, есть что-то сходное в воображении рассказчиков на индоевропейских языках. Несколько произведений издалека появились, конечно, даже в тех маленьких розовых книжках, эхо чёрного сердца Африки, струйки с далёкого и чужого Востока. Ничто в этом мире не могло быть окончательно определено или отмечено суровыми строками. Также и в Европе. Через её юго-восточные рубежи проникали наполовину азиатские, наполовину родственные нам влияния семитских языков и культур, чтобы быстро ассимилироваться и оказаться зачастую за пределами лёгкого распознавания в Европе. Но это - старинная история, и даже, возможно, хоть мы ещё спорим дал ли нам Дальний Восток больше, чем указано тут, тень старинной истории обернётся здесь к нашей собственной пользе, в один прекрасный день вы придёте в Калевалу, Страну героев. Тогда вы действительно окажетесь в совершенно новом мире, и можете наслаждаться изумительным новым волнением.
Мы избежим Пика Дариена {указание на сонет Джона Китса "При первом прочтении чапменовского Гомера":
"...Or like stout Cortez when with eagle eyes
He star'd at the Pacific — and all his men
Look'd at each other with a wild surmise —
Silent, upon a peak in Darien."
"...Вот так Кортес, догадкой потрясен,
Вперял в безмерность океана взор,
Когда, преодолев Дарьенский склон,
Необозримый встретил он простор." (перевод С. Сухарева) - прим. перев.} , по той лишь причине, что я, во всяком случае, не пребывал в молчании о/на нём - вы всё же чувствуете себя Колумбами, высаживающимися на новом континенте или Торфиннами в Добром Винланде {Vinland the good} - и ради обогащения вас новыми героическими знакомыми более веселыми, чем скраелинги {название, данное гренландцами, индейцам - прим. перев. } и краснокожие.Конечно, сделав свой первый шаг на новой земле, вы можете, если захотите, тотчас же начать сравнивать её с местами, откуда пришли. Горы, реки, трава и многое другое - здесь такое же, что и там; многие растения и некоторые животные (особенно жестокий человеческий род) могут казаться знакомыми - но, более чем вероятно, появление неопределимого ощущения новизны, которое будет либо восхищать, либо беспокоить вас чересчур сильно, чтобы сравнивать, даже знакомые вещи зачаруют странностью; деревья будут необычно окаймлять собой горизонт, птицы - выводить незнакомые рулады, обитатели заговорят на диком и поначалу невнятном наречии. Позже страна и её обычаи станут вам лучше знакомы и вы, обретя слова для бесед с местными уроженцами, - вы, я надеюсь, найдёте приятным недолго пожить с этим странным народом и их новыми богами, с их народом непритворных непритязательных возмутительных героев и печальных несентиментальных влюблённых - кое-кто может даже с сожалением думать, что вообще придётся возвращаться из этой страны. Возможно, чего я, однако, до сих пор не рассматривал, некоторые люди безукоризненного образования и безупречной светскости желали бы только поспеть на первый лайнер обратно к их родным городам. Лучше бы эти люди отбыли бы поскорее. У меня нет оправдания, чтобы навязать им "Страну" или её "героев"; бесполезно им говорить, что если герои Калевалы совершают поступки с необычным недостатком благородства (и даже благопристойности) и с готовностью к плачевным и грязным деяниям, то это часть их особой привлекательности! Кроме того, они, в действительности, не более бесчестны - и много более просты в умении уживаться - чем средневековый влюблённый, который заболел, сетуя на жестокость своей леди, проявившуюся в безжалостности к нему, осуждающей его на трогательную смерть, но поразившимся новизной идеи, когда его добрый советник подчёркивает, что несчастная леди никоим образом не извещена о его привязанности. Влюблённые Калевалы дерзки - и получают отпор. Это не Троил, нуждающийся в Пандаре, чтобы действовать за него, стесняющегося ухаживать: скорее здесь свекровь, звучно ведущая переговоры за сценой и дающая циничные советы их дочерям рассчитывать на рассеивание сильнейших несбыточных мечтаний.
Я, по крайней мере, переживал изумление и лёгкое замешательство, когда я впервые пришёл к Калевале - то есть пересекал бездну между народами Европы, говорящими на индо-европейских языках, в меньшей их области, что ещё держалась необычных закоулков полузабытых наречий и памяти старинных дней. Новизна беспокоила меня, застревающего в нескладных грудах громоздкого перевода, не преодолевающего всех своеобразных трудностей этой задачи; это раздражало, но, в то же время, привлекало - и чем больше я читал, тем больше наслаждался и чувствовал себя как дома. Тогда я провёл неистовый штурм языка оригинала и был отражён, поначалу, с тяжёлыми потерями, и никогда не мог бы сказать, что с успехом занял этот рубеж. Нетрудно увидеть причину, по которой переводы не очень хороши или очень близки к оригиналу - они являются упражнением с языком, отделённым неизмеримой бездной от сущности и методов английского языка. Финский - странный язык, хорошо прилаженный к "Стране героев" (что естественно) и отличный от любого привычного вам, как истории этих стихов отличны от историй, с которыми вы познакомились прежде.
Неоднократно приходилось слышать, что "Страна героев" описывается как Финский Национальный Эпос - как будто в природе вселенной заложено, что каждой нации (безотрадное слово) помимо национального банка, и правительства, следовало бы для получения членства в Лиге прежде продемонстрировать также законное обладание Национальным Эпосом - ещё одним признаком респектабельности, подлинным доказательством национального существования. Но Финляндия таким эпосом не обладает. Калевала определённо таковым не является. Это масса всевозможного {conceivably} эпического материала (я должен признаться, что могу себе представить {conceive of} эпос, с трудом вырастающий из этой массы); но - и я думаю это основной тезис - всё, доставляющее величайший восторг, было бы утрачено, если в один несчастный день стало бы трактоваться, как эпос. Простые истории, неприкрашенные события единственно могли сохраняться; весь подлесок, роскошное богатство и изобилие, облекающие их, были бы сорваны прочь. Действительно,"Страна героев" - собрание именно тех восхитительных материалов, что были восприняты, которые (при появлении эпического поэта и достаточно многоумного века, чтобы породить его) были бы в другом месте неизбежно отброшены в сторону и выпали бы, наконец, даже из "устной литературы", заброшенные и окончательно забытые. Едва ли в Калевале найдётся более одного отрывка или эпизода, которые можно представить допускающими настройку на высокую эмоциональную интенсивность, требуемую великой поэзией. Всюду основные части странных мифов, необычные рассказы троглодитов о преисподней, дикое жонглирование с солнцем и луной, с происхождением земли и обликом Человека, как у Гомера (к примеру) с лёгким сердцем сокращались, пока от них не осталось лишь несколько несообразных следов их былого присутствия - это к тому, что можно провести параллель с "Калевалой", и ни к большему величию эпической темы, ни к её сознательной гуманности. Или вновь - к таинственным сказкам, жестоким духам, и волшебникам, и просёлкам северного воображения, выходящего иногда на дневную поверхность в чрезмерно чистых верхних слоях атмосферы Саг, с которыми "Страна героев" может часто сравниваться, а не к надменному достоинству и мужеству, благородству разума и тела, которые составляют величие рассказа Саг.
...